Педагог коррекционной школы Екатерина Филиппова: «Не верю в умственную отсталость»

На мастер-классе с екатеринбургскими третьеклассниками. Урок длился всего сорок минут, но этого, говорит качканарский педагог, хватило, чтобы всей душой прикипеть к подопечным. /фото из личного архива

Педагог коррекционной школы Качканара стала лучшей в области — за разработку уникальной методики правительство наградило её грантом в 270.000 рублей. Стоило ли ради участия в конкурсе жертвовать поездкой на симпозиум в Кёльн, почему нельзя кричать на детей, действительно ли работа с деревом и воском эффективней современных планшетов — об этом и многом другом рассказывает в интервью Екатерина Филиппова, которой пришлось на собственном опыте испытать тяготы социального аутсайдерства — в детстве ей по ошибке поставили диагноз тяжелая умственная отсталость

— Вы завоевали звание лучшего логопеда области. Расскажите, какой ценой вам далась победа.

— В конкурсе на соискание премий губернатора участвовало около 350 педагогов, в моей категории боролись 38 человек. В подобном мероприятии я участвовала третий год подряд — до этого неудачно, мою кандидатуру несколько раз отклоняли. Нынче думала не посылать документы, но коллеги убедили в обратном. В итоге, мечта сбылась.

Сначала был заочный этап — необходимо было отправить пакет документов, собственные наработки. Потом — мастер-класс в одной из школ Екатеринбурга. Я вела занятие в третьем классе, учила ребят работать с различными природными материалами.

— Что принесла вам победа?

— Радость, самоуважение — я не скрываю, что до этого мне пришлось перенести ряд неудач на своем педагогическом пути, сокращение с другой работы. Деньги — 270.000 рублей — тоже лишними не будут, часть из них я решила потратить на благотворительность — помочь тем людям, которые помогли мне. Отдельно спасибо хочется сказать поэтессе Людмиле Андреевой, которая оказала мне неоценимую помощь в подготовке к конкурсу.

— Как начиналась ваша карьера? Всегда мечтали стать логопедом?

— Сначала я поступила в медицинский ВУЗ, хотела стать врачом, но на первом курсе бросила учебу. Затем был колледж, где я поняла, что ухаживать за больными и работать медсестрой — это моя стихия. Около пяти лет я проработала в городской больнице, все это время продолжала искать себя — хотелось получить новые знания для общего развития. К выбору подтолкнула работа в роддоме, где я увидела, сколько детей рождаются с разными патологиями. Поступила в педагогический ВУЗ, стала логопедом.

— Как произошла смена амплуа — ушли из медицины и оказались в педагогике?

— Сначала работала в детском саду, где мне очень нравилось. Но, к сожалению, из-за финансового кризиса попала, как и другие работники, под сокращение. Претерпела целых три сокращения, поэтому выбора не оставалось — куда судьба направила, туда и пошла. Так я оказалась в коррекционной школе, где работаю третий год. Как говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Есть ли среди ваших подопечных те, успехами которых вы особенно гордитесь?

— Очень горжусь своими ученицами Ритой и Ксюшей — девочки находятся на домашнем обучении, имеют серьезные дефекты здоровья, но, несмотря на это, преодолевают все трудности, участвуют в различных конкурсах — на уровне города, области и даже России, становятся победителями и призерами. Это дорогого стоит.

— В чем проявляется прогресс?

— Одна девочка, в силу выраженных двигательных нарушений (у нее ДЦП), долгое время не могла работать правой рукой — конечность была парализована, она постоянно прятала ее за спину. Сейчас она берет ею предметы, баночка клея выпадает из ладошки, но пока она не поставит её обратно на стол — не отступится. Пока не закончит поделку — не успокоится, будет стараться, делать, мастерить. От законченной работы у нее появляется радость, проходит безразличие, равнодушие, апатия к происходящему. В силу болезни ручки иногда сводит судорогой, но она преодолевает боль и всё равно выполняет задание до конца. Это дано не каждому здоровому ребенку. Я и сама учусь у девочек этому сложному навыку — преодолению препятствий.

Другая девочка. Она что-то делает, у нее не получается, зато когда всё удается, она радуется и кричит: «Получается, ура, получается!». Это самое главное. Мы не ставим перед собой какие-то глобальные цели — например, чтобы эти дети поступили в институт, приобрели профессию. Главное — сделать так, чтобы они жили в гармонии с самим собой.

— Непростой вопрос: нужно ли вообще заниматься с такими тяжело больными детьми? Многие родители опускают руки и отдают их в специализированные учреждения — дома-интернаты, например.

— В этом деле нет правильного и неправильного решения. Судить родителей за подобное поведение трудно, их тоже можно понять. Руки, конечно, нельзя опускать. Если будешь работать, то какой-нибудь результат все равно получишь.

Преклоняюсь перед семьями, которые оставили такого ребенка, верят в него и вкладывают все свои силы. Я долго думала на эту тему, анализировала, чтобы понять для самой себя — как лучше. Лучше, конечно, никогда не сталкиваться с этим.

— Значение IQ менее 70 часто квалифицируется как умственная отсталость. Знаю, что вы не верите в такой диагноз. Почему?

— Чудес не бывает, но зацикливаться на этом словосочетании не стоит. Нужно просто работать в этом направлении.

В моей практике было два случая, когда ребенку ставили диагноз умственная отсталость, а потом выяснялось обратное — один, к примеру, сейчас успешно учится в школе и ничем не отличается от своих сверстников. До этого они даже не говорили, в силу разных причин, не реагировали на педагога, были детьми-маугли.

Не скажу, что с ними работала одна я, исправить ситуацию удалось общими силами — ребят возили в различные центры, проводили медикаментозное лечение. Возможно, повезло в том, что они были маленькими на момент начала терапии — им было по 2-4 года. Но нельзя сказать, что это было чудом. Само собой ничего не происходит. В данном случае родители вложили душу в успешную реабилитацию — обращались к специалистам, били во все колокола, хотя им во многом отказывали.

В общем, зацикливаться не стоит. Тем более, бывают ошибки при постановке диагнозе.

— С этим вы тоже сталкивались?

— Подобный случай приключился лично со мной. В свое время я не ходила в детский сад, но к моменту поступления в школу уже умела читать, знала скороговорки  — то есть, пришла в первый класс подготовленной. Попала в большой коллектив (45 человек). Учитель, возможно, пытаясь показать свою авторитарность и строгость, начала управлять нами с помощью крика. Я, видимо, очень испугалась такого поведения и на этой почве перестала разговаривать. Дома нормально общалась, а в школе боялась издать малейший звук.

Потом учительница, не поговорив со мной, вызвала в школу родителей и поставила их перед фактом — мол, ваша Катя умственно отсталая, её отправляют в коррекционную школу. Тогда ведь не было консилиумов, педагогических совещаний, учитель захотела — отправила. Для мамы это, естественно, было шоком — ведь я и говорила, и читала.

Реабилитировать себя удалось с помощью одного случая. В школе проводился конкурс на лучшую игрушку. Мы с мамой выучили хорошее стихотворение, я взяла свою любимую куклу. Но учительница выбрала из класса самых лучших ребят, с ними отрепетировала, а другие остались не у дел. Помню, переживала: почему меня не спросили, ведь я так хорошо приготовилась. Потом, когда в актовом зале начался праздник, ребята стали выступать и читать стихи вроде «Зайку бросила хозяйка», я не стерпела, встала и без всякого объявления вышла на сцену. После учительница говорила, что очень сильно испугалась — вдруг я опозорю весь класс. Зал аплодировал. Так мне удалось доказать, что я — не умственно отсталая. После этого меня больше не отправляли в спецшколу, диагноз был снят (причем, там была формулировка — тяжелая отсталость).

— Значит, кричать на детей нельзя?

— Возможно, ситуацию можно было решить намного раньше — если бы учитель оставила меня после уроков, ласково поговорила. С тех пор я дала себе слово, что какими бы дети ни были, никогда не буду кричать на них.

— Как тогда управлять большим коллективом?

— Большинство занятий проходят индивидуально, на дому. Но иногда ребенок так кричит, что его даже трудно перекричать. Молчу, пережидаю, успокаиваю. Ответный крик может вызвать вспышку агрессии или, к примеру, приступ эпилепсии.

В классе стараюсь сдерживаться, потому что понимаю: дети не по своей воле такие. Это необходимо просто принять, перетерпеть, иногда — улыбнуться, сказать доброе слово. У меня правило: чем громче говорит ребенок, тем тише должен говорить учитель.

— Как появилась ваша методика?

— Многие считают её немного абсурдной, потому что она подразумевает работу с природными материалами — деревом, медью, глиной, пчелиным воском, шерстью, минералами. Кто-то считает, что это дорого. Кто-то уверен, что это неэффективно. О подобной технологии работы я узнала давно, читая специальную литературу, но долгое время не могла найти ей применения.

С тяжелыми детьми я начинала работать сначала традиционными методами. Но что бы ни делала, эффект был нулевым. Дети не принимали, не вступали в контакт. В какой-то момент я встала перед выбором — искать какие-то новые методики, либо менять работу. Решила попробовать, как отреагируют ребята на материалы из дерева — массажеры, различные шарики. Они приняли. Потом я стала использовать в работе пчелиный воск — они сразу полюбили работать с ним, стали появляться результаты в развитии. Постепенно я придумывала новые идеи, внедряла их, видела эффект.

— Почему именно природные материалы сумели «разбудить» таких детей?

— Ребята обладают уникальным даром, они на подсознательном уровне понимают, что им действительно нужно. Как порой организм требует чего-то конкретного, появляется прихоть, так и тут. Эти материалы безопасны в использовании, помогают развивать моторику. Целая лечебная система, которая создана не человеком, а природой.

— Какие методики используют ваши коллеги из других городов?

— В основном, делают ставку на компьютерные технологии. Наверное, это хорошо — современный ребенок нынче должен уметь пользоваться техникой. Но я считаю, что в данном случае это приводит к необратимым последствиям. Не могу сказать, что компьютер и здоровье — два совместимых понятия. Как минимум, портится зрение, нарушаются двигательные функции.

— Как «компьютерщики» отреагировали на ваши поделки из глины, шерсти?

— Неоднозначно. Кстати, меня очень удивляет, что за рубежом подобные методики пользуются популярностью, их подхватывают, просят, но я не хотела бы отдавать свои наработки другим странам. Хочется, чтобы ими пользовались именно российские ребята. За рубеж я отправляла информацию о своей методике только для того, чтобы получить одобрение мирового сообщества.
— Куда именно отправляли?

— Сначала — на конференцию по инновационным технологиям, которая проходила в Праге (Чехия). Получила теплые отзывы. Потом — в Германию, откуда мне позже пришло приглашение, после — в Канаду, Швецию и Америку. Все прошло удачно, выступала дистанционно, с некоторыми специалистами переписываемся до сих пор. Буквально недавно пришло письмо из Штутгарта (Германия) с приглашением на новую конференцию. В октябре была возможность съездить в Кёльн на симпозиум, но я выбрала правительственный конкурс — один из этапов проходил в тот же день, на который выпадала поездка. Одобрение российских коллег для меня все же дороже. Хочу, чтобы моя технология прижилась в нашей стране.

Елена Ходырева