Ночная смена. Репортаж с кладбища поселка Именновский

В этом домике при входе на кладбище сторожа проводят суточные смены

Каждый день сюда стекаются сотни людей. Грустные похоронные процессии, близкие, которые приходят навестить могилу покойных друзей или родственников. А для кого-то это обычная работа сторожем. О приведениях, о старой традиции хоронить под оркестр, о похороненных детях, про богатых, средних и безродных, про фосфор, который, якобы, выходит из свежих могил на поверхность, и многом другом сегодня в нашем репортаже с погоста на Именновском

«Накануне»

Местный управленец, курирующий порядок на Именновском кладбище, на просьбу пустить туда с ночевкой реагирует с иронией:

— С ума, что ли посходили? Да на что вам там смотреть? Ничего необычного там нет. Если кто-то и встает из могилы, начинает шалить, то сторож лопатой его, лопатой. Ну, или наругается, строго погрозит пальчиком и запретит за забор выходить. Впрочем, если хотите, то не запрещаю, — мужчина достает сотовый и тыкает в кнопки. — Пална, тут девушка к тебе сегодня приедет. С ночевкой планирует. Прими ее. Наверно, хочет убедиться, что никаких страшилок на кладбище нет.

«Знакомство»

Время близится к восьми вечера. Пасмурно и тихо. Вокруг только шум деревьев, где-то вдали слышится истеричный лай собаки. Навстречу, забавно дрыгая лапками, прыгает крякающая лягушка.

Первое, что бросается в глаза — уличный туалет с надписями «М» и «Ж», рядом пристройка с прислоненными к ней высокими деревянными крестами и мусорные контейнеры с грязными похоронными венками. Тут же сторожка.

Через кованый забор проглядывается миниатюрная могила, на каменной плите спящий ангелочек. На душе становится как-то не по себе…

Неожиданно скрипнула железная створка кладбищенских ворот. Над головой мчится вихрь отъевшихся ворон, а меня встречает невысокая улыбчивая женщина. Под ее ногами путаются два, как выяснилось,  подброшенных котенка. Людмила Павловна сегодня хозяйка всего Именновского погоста.

— А, все-таки приехали? — приветствует она.

В домике Пална распахивает дверь и приглашает войти в освещенную комнату, где хрипит телевизор. После прохладного ветра тут приятно тепло. Почти половину пространства занимает настоящая русская дровяная печь. За ней перегородка, скрывающая узкий топчан, на котором уже разлегся один из пушистых сиротинушек. Второй пытается отгрызть себе хвост, резвясь в кресле. Тут же стол, два стула, электроплитка, цветы в горшках, настенный календарь с лошадью за 2014 год и остальное, что может пригодиться сторожу на смене. Картину дополняет свисающая хлопьями с потолка серая побелка. В целом неуютно и по-советски.

Хозяйка садится на стул у и мы начинаем знакомиться. Ей 63, абсолютно не верит в приведения, крещеная, работает здесь, вместе с перерывом, около восьми лет.

Людмила говорит, что в молодости даже предположить не могла, что будет охранять покой мертвых. Судьба привела сюда после того, как разорился радиозавод. Теперь ее обязанности — следить за порядком, зимой чистить снег у ворот, к туалету и сарайке.

— Мы же, сторожа, работаем сутки через двое. За шесть тысяч рублей в месяц. Это тяжело, но хоть какая-то лишняя копеечка. Эх, вот всем бюджетникам даже добавили, а нам не хотят…
Не закончив фразу, Людмила Павловна резко замолкает и смотрит в телевизор. За шершавыми полосками, ползущими по экрану, можно разглядеть выпуск новостей. Диктор вещает про недавнее крушение самолета в Украине, где погибло около трехсот человек. Особенно кольнула фраза, что среди погибших было восемьдесят детей.

На столиках, установленных почти рядом с каждой могилой, водочные стопки, как почти обязательный атрибут

«Быстро привезли и закопали»

— А вам не страшно тут одной? — вопрос напрашивается сам собой.

— А что тут страшного? — женщина удивленно отрывается от шипящего ящика. — Что поделаешь, мы же все когда-нибудь тут будем. Это только вопрос времени. Я иногда даже забываю, что нахожусь на кладбище. Самое неприятное, конечно, ночью, потому что тут действительно никого нет. Хорошо, что хоть окно выходит на поселок. Я просто знаю, что там есть живые люди, вижу, как свет горит в окнах их домов и одиночество уже не давит так сильно.

— А ночью выходите на улицу?

— Нет (усмехается). Думаю, и вы бы тоже не стали. Да куда и зачем тут ходить-то? Тем более, если кто-то захочет сохранить свое присутствие инкогнито, то просто может присесть за памятник, и я его все равно не замечу. Кругом кромешная тьма, хоть глаза выколи. Даже фонарик не помогает.

Днем, рассказывает она, легче. Люди идут потоком с самого утра, как и раньше, но, уверена сторож, традиции утрачены. Если раньше покойного под оркестр провозили через весь город, а за ним следовала толпа, то сейчас все по-другому: быстро привезли и закопали. «Плачут, горюют, пьют валерианку, садятся в автобус или машину и уезжают».

Порядок

Людмила Павловна относится к порядку на кладбище по-хозяйски и не выносит беспорядка.

— Меня иногда поражает и возмущает нетактичность людей, которые прибирают свою оградку и пихают мусор в соседнюю. Еще один посмотрит, что там мусор лежит, свой туда добавит и постепенно там образуется свалка, — сокрушается она. — Даже мы, сторожа, когда видим, что где-то ветром сдуло, например, вазу с цветами, обязательно поднимем. А тут такое творят! Ведь кругом специально наставлены контейнеры…

Часто к сторожам захаживают «ребята-копальщики — на чай и поздороваться» и переждать процесс прощания, чтобы потом закопать могилу Тут же, в одной из каморок, они хранят лопаты, ведра, рукавицы.

Памятники в полный рост — большая редкость. В основном здесь кресты или надгробные плиты

«Ох-хо-хонюшки»

Основной поток людей рассасывается ближе к восьми вечера. К этому времени кладбище считается официально закрытым, хотя поздним гостям обычно не отказывают.

— Тут покоится несколько тысяч человек. Точное число станет известно по итогам переписи могил. Мы пока успели пройтись только по одной стороне улицы и там уже больше тысячи. Если взять Качканар, то на этом кладбище у каждого горожанина лежат родственники. Самое печальное, что среди них стало много молодежи и маленьких, есть даже совсем еще лялечки. Их похороны проходят трагичнее всего. Мы всегда тоже переживаем. Ведь родители так ждут их появления на свет. Ну, где это видано, чтоб родители хоронили своих детей. Ох-хо-хонюшки.

Взгляд женщины затуманивается, и она снова вглядывается в телевизор.

— Идите, если хотите, прогуляйтесь по кладбищу, сами поглядите…

Среди могил

Людмила Павловна проводит небольшой инструктаж по ориентированию на местности.

— Тут кругом лес. Думаю, кладбище изначально было сделано неправильно. Надо было разбивать его на кварталы или, как там их…секторы, каждый из которых бы сопровождался дорогами. А у нас тут всего три улицы. Первая, как заметили, идет от центральных ворот, там табличка. Вторая от вторых ворот, они чуть подальше и третья идет до самого низа и упирается в огромное захоронение справа. Там безродные и другие захоронения, но почему-то в основном без оград.

…Старое кладбище накрывает торжественной тишиной. Вся площадь перемежена небольшими проходами между могил. Где особенно слякотно, лежат доски. Между могилами шмыгают на удивление упитанные кошки. Виднеются свежие земляные холмики. Со всех сторон «глазеют» гладиолусы, фиалки, ноготки. Буйствует дикая зелень, чаще выше человеческого роста, кусты наливной и на вид сочной земляники, попадаются грибы на крепких ножках. Но, как наказала Пална, собирать их нельзя — «из могил вытягиваются вредные вещества».

Длинные стебли неприятно ударяют по лицу. Кладбище, как объяснила Людмила, периодически расчищают от зарослей, но в этой схватке природа всегда побеждает и трава опять захватывает владения. Несмотря на это, создается устойчивое впечатление, что земля, насквозь изрытая и против ее воли напиханная гробами, устало вздыхает и проседает под ногами.

То там, то тут виднеются провалившиеся могилы. Лабиринтами оград кладбище уводит все дальше от людей. Идти легко, дышится глубоко. Чередой знакомые лица и фамилии — учителя, первостроители, военные. Вот лежат семьями, а вот захоронение качканарского авторитета и его жены. Издали кажется, что на могиле стоит человек, ближе становится ясно — памятник копирует его в полный рост.

На кладбище все как у людей. Богатые захоронения видно издалека. Красивые кованые ограды с резными наконечниками, зацементированные площадки с вмонтированными в них дорогими надгробиями.

Средний класс — аккуратные и простые могилы. Есть заброшенные с деревянными крестами и проржавевшими табличками. Тут же и безродные, на которых уже невозможно ничего разобрать.

Традиционный ассортимент кладбищенской мусорки

Страшно

Иду дальше. С памятников смотрят фотографии, а под ними, пронизанные болью потерь, кричат надписи. Чаще всего повторяются слова: рай, больно, забыть невозможно, не вернуть, сон. Воздух пропитан слезами и безнадежностью. Взгляд выхватывает из общей картины плюшевых медведей, розовых зайчиков, машинки. Малышам приносят на могилы их любимые игрушки, которыми они играли при жизни. Ком подступает к горлу и екает сердце.

Неожиданно впереди возникает «лес» из деревянных массивных крестов безродных могил. Волной накрывает приступ паники и страха. В голове всплывают жуткие истории про медведей, собак, диких зверей и вампиров. Ноги подкашиваются и становятся ватными. Прислушиваюсь к каждому шороху. Почему кусты трещат?! Стараюсь держать себя в руках, но разворачиваюсь на 360 градусов и несусь к сторожке…

«Разрушитель мифов»

За окном темно. Людмила Павловна включает уличный фонарь, и теперь он напряженно гудит. Страхи отступают.

— Если честно, то я ни разу не то, что не сталкивалась, но даже не слышала о том, что тут могут быть волки или медведи. Конечно, может они где-то и есть, — задумывается она. — Но мы их не видим, потому что они боятся людей и близко не подходят. Также говорят, что в лесу много змей, но на кладбище я их тоже не встречала.

Мы говорим вот уже два часа с перерывами на небольшие паузы. Обсуждаем все, даже страшилки из детства про фосфор, который, якобы, выходит из свежих могил на поверхность. Опытный сторож меня успокаивает. Она уверена, максимум, что может светиться — это искусственные цветы, оставленные на могилах.

Рассказывает, что на кладбище часто захаживают бомжи. Особенно их «диаспора» многолюдна в церковные праздники — родительские субботы, Радоницу, Пасху и Троицу. Приходят, чтобы собрать остатки от поминок — конфеты, печенье, бутерброды, водку.

— Но мы их не гоняем, считаю, что пусть уж лучше еда живому человеку достанется, чем их самым главным конкурентам — воронам. Однажды даже видела, как одна из них в лапе куриное яйцо утащила. Ох, и умные птицы. И наглые.

Цветочный бизнес — украсть цветы с могилы, чтобы продать, тут точно не заладится. Знающие люди специально брызгают венки зеленкой.

— Анархистов у нас нет. Тут все тихо, никаких костров никто не разводит. Правда, недавно горела могила у дороги. Пришлось вызывать пожарных. Но, думаю, что это не поджог, возможно, кто-то не затушил окурок или в сухую траву упала свеча.

Вандалы, если они есть где-то поблизости, также обходят кладбище стороной. Треснутые плиты или памятники, которые лежат между могил, старые, их демонтируют специально.

— В новостях как-то смотрела, что в Самаре разбили триста памятников. Помню, что в кадре стоял дед, у которого там похоронена жена, и плакал, как ребенок. Он как раз пришел навестить ее, когда увидел, что остался только один развороченный холмик, — вспоминает Людмила Павловна.

Говорит, что теперь каменные памятники никому не нужны. Если даже ты его возьмешь, то все равно не сдашь — после случая в Самаре вышел указ и теперь их нигде не принимают.

Женщина опять замолкает. Приходит время отклоняться, но выходить на улицу в кромешной тьме, где за памятниками можно спокойно спрятаться, категорически претит. На просьбу проводить хотя бы до ворот она охотно соглашается.

В сопровождении Палны и двух котят следуем почти до машины. Она вновь вздыхает и вместо прощания произносит:

— Хорошо, что ремонт у нас в домике скоро начнут делать. Вот стройматериалы уже привезли, чтобы крышу латать. А вы знаете, пожалуй, доработаю тут до конца лета и уйду. Я уже точно решила. Пора выходить на заслуженную пенсию.

Потом разворачивается и через несколько шагов под мяуканье брошенок пропадает во мраке. Оставлять ее тут одну почему-то очень не хочется…