Сутки в больнице Качканара вместе с ребёнком (репортаж)

В палате — кровать, стол и умывальник

Направление на стационарное лечение ребенка в больнице некоторые родители приравнивают к административному аресту или тюремному наказанию. Схожесть во многом: строгий режим дня, невкусная еда, ограниченное посещение, закрытые на замок двери. И только меньшинство из них воспринимают установленные правила как должное, не стараясь сбежать домой при первой же возможности

На широком крыльце длинного четырехэтажного здания детской соматики небольшое скопление народа. Двое незнакомых друг другу мужчин стоят по разные стороны широкой лестницы, задумчиво курят. Справа слышатся разговоры на повышенных тонах. Женщина лет сорока упорно доказывает мужу: в том, что она с дочерью вместо отпуска на море оказалась в больничной палате, целиком и полностью его вина, потому что накануне он «до отвала» накормил чадо мороженым. Пожилая женщина, мать главы семейства, безуспешно защищает своё взрослое дитя, нервно повторяя: «Если бы я могла, то легла бы с внучкой сама, но у меня огород, огурцы поливать некому».

Тут же ко входу подъезжает темная иномарка, из которой выходят молодая женщина с младенцем на руках и мужчина с двумя объемными спортивными сумками. Торопливо входят в здание. Через пять минут железная дверь со скрипом открывается, процессия с недовольным шепотом: «Направление дают, а мест нет», садится обратно в машину. Младенец беззаботно смотрит по сторонам, а его мать почти плачет. Иномарка резко двигается с места и, сдвинув днищем люк колодца, быстро покидает территорию больничного городка.

«Здравствуй, больничная жизнь»

На входе встречает пожилая медработница. Задает банальные вопросы о прописке и месте работы, заполняет больничную карту. Чуть позже пациентов «приветствует» завпедиатрическим отделением Ольга Андреева. Врач темпераментно и на повышенных тонах, не обращая внимания на находящегося рядом ребенка, читает лекцию на тему нерадивых родителей, из-за которых несчастные дети заболевают. Подытоживает монолог словом «труп». Потом она провожает очередного пациента по лестнице на пролет выше.

На этаже 14 палат, не считая реанимации, напичканной непонятными, угрожающего вида приспособлениями, и нескольких подсобных помещений (хлораторная, сан.комната, душевая).

В общем коридоре — суета, шум и гам. Тут же плачет маленькая девочка, споткнувшаяся на ровном месте. Трое мальчишек с веселым визгом носятся друг за другом с машинками в руках. Две девочки лет десяти сидят на лавке недалеко от поста медсестры и с обожанием смотрят на сидящего рядом медика. Как позже пояснит санитарка, заняться ребятам больше нечем:

— Есть игровая, но она давно закрыта и туда никого не пускают, потому что после массового сокращения в ЦГБ заниматься с детьми стало некому.

На вопрос, почему мамы сами не могут проследить за своими ребятишками, женщина простодушно отвечает:

— Так там все равно нет никакого оборудования и игр. Их уже давно растащили, а что осталось — похерено.

В палате — квадратный стол с отломанной ножкой, кровать, укрытая матрасом с разводами от мочи, стул с мягкой черной обивкой, разорванной до середины спинки, засоренная раковина, криво прикрепленная к давно неремонтированной стене. Скучно. Самое примечательное в обстановке — вид из окна, откуда открывается обзор на крыльцо наркологического отделения с деревянной скамейкой. Под скамейкой стоит детский железный горшок, используемый посетителями вместо пепельницы. Со скрипом рядом останавливается полицейский УАЗик. Блюститель порядка аккуратно выводит из машины мужчину с заплывшим от перепоя лицом. Они скрываются за двойными дверями. Через несколько минут полицейский выходит уже один.

— Ну, здравствуй больничная жизнь, — заглядывает из коридора отец трехлетнего Никиты и комментирует «пейзаж»: «Додумались «синяков» в детской больнице поселить».

Из-за отсутствия специальной комнаты игровую решили устроить в пустой палате

С 6.00 до 11.00: уколы, завтрак и разговоры курящих мамочек

Подъем в детском соматическом отделении как в армии — в 6.00. В коридоре слышны звуки постоянно хлопающих дверей. Громкий голос дежурной медсестры извещает пациентов, что пора идти на уколы, измерять температуру. Ей вторит плач заспанного малыша, который в сопровождении мамы, неровной спросонья походкой следует в процедурный кабинет. Через мгновение раздается истерический вопль. Антибиотики — болезненные уколы, еще минуту ребенок корчится от боли на руках своей матери.

Дети старше 7 лет стойко переносят лечение. Слезы смахивают украдкой, чтобы не напугать маленьких пациентов.

После процедуры ребята располагаются на скамейке, берут электронные градусники и аккуратно записывают показатели в рукописной ведомости.

До 8.00 на этаже затишье. Есть шанс понежиться на неудобных кроватях. Некоторые с зубными щетками, пастой и перекинутым через плечо полотенцем идут умываться. Для этого есть раковины в туалете или душевой.

— Завтрак, — повышает голос второй раз за утро дежурная медсестра. Коридор снова наполняется детворой и родителями, трущими глаза.

Небольшое помещение столовой формально поделено на две зоны: отдельно стоящие, прошедшие санобработку столы для мам с малышами до трех лет, и общий для пациентов постарше.

— Опять стульев не хватает, — вздыхает чья-то мама. — Сын и так плохо ест, а к холодной каше, которая остынет, пока мы дождемся места, вообще не притронется.

Присутствующие в знак согласия кивают головой.

Традиционный завтрак — каша, сладкий чай в советских граненых стаканах и кусок хлеба. Кастрюля под отходы, которыми вечером будет ужинать чья-то собака, как пояснила санитарка, еще до окончания утренней трапезы почти наполнена. Больничную пищу пациенты едят неохотно.

— Даже соли нет, — вставляет бабушка трехлетнего Алеши. — В детсаду внук всегда хорошо кушает, а тут его не заставишь, спасаемся только за счет того, что нам родственники приносят.

Пациенты, проигнорировавшие больничный завтрак, но не примирившиеся с голодным утром, привычно направляются к холодильникам, стоящим около столовой. Один приспособлен под «взрослые» продукты с подписью «для матерей», другой отведен для детей и помечен объявлением «Продукты с истекшим сроком годности и не подписанные уничтожаются без предупреждения».

— Свои продукты следует хранить обязательно в прозрачном или белом пакете, — строго объясняет медсестра.

Почему в больничном холодильнике не приветствуется черный полиэтилен — он не просвечивает.

На прогулке одна из «новеньких», затягиваясь сигаретой, зло комментирует больничный устав:

— Занудство поражает. Готовят отвратительно и свою еду быстро не разогреть — микроволновок нет. А тут еще личные продукты могут выкинуть, потому что пакет неправильного цвета или на нем нет подписи. Детский сад!

— Более того, у нас на этаже в палатах нет ни одной розетки. Чтобы элементарно зарядить телефон, надо полдня ждать своей очереди, пока освободится общая розетка, — вторит ей рыжеволосая женщина.

Столовая поделена на две зоны: для малышей и взрослых, в каждой из которых свое меню

С 11.00 до 16.00: детские «сделки», обед и сон-час

Время до дневной прогулки, которая длится с 11.00 до 12.00, тянется медленно. Дети шатаются по коридору, ожидая своей очереди на процедуры: ингаляцию, прогревание и массаж. Кто-то из малышни «путешествует» по палатам, пытаясь обменять у соседских детей свою игрушку на что-то более заманчивое. «Сделки» зачастую проходят успешно, но иногда почти сразу признаются хозяином ничтожными — со слезами вещи отбираются обратно.

— Мама! — бежит по коридору длинноволосый блондин трех лет. — Саша отобрал у меня свой «УАЗик» и не отдает мой «Камаз». А я ему сказал, что он жадина и что с ним никто не будет дружить, но он все равно не отдает. А я так хочу его машину!

Под трагические всхлипы малыша заводят в палату, откуда он радостно выскакивает с яблоком и металлической моделью Скорой помощи шествует в сторону выхода.

На просторной детской площадке за больничным зданием стоят четыре старые лазилки, одна качель, карусель, несколько скамеек, песочница и три из пяти уцелевших лебедей.

Дети делятся по возрастным группами. Малыши, в основном, передвигаются по маршруту песочница-лазилка, кто-то катается на самокате или велосипеде, ребята постарше нарезают круги вокруг здания. Взрослые, сидя на скамейках, развлекают себя беседами.

— Здесь как тюрьма, все двери под замками, — начинает разговор брюнетка лет 30. — Сидишь, как ненормальная, в душной палате, в которой еще и батареи греют. Это в жару-то… А чтобы выйти к посетителям, сначала надо отпроситься. Чувствуешь себя как первоклассница у доски — вдруг двойку поставят и накажут. Скорее бы уже на волю, при первой же возможности напишу расписку и уйду ночевать домой.

Далее женщина возмущенно рассказывает, что накануне муж вернулся из командировки и пришел уже после 19.00 (по правилам заведения вечерняя прогулка и время посещения — с 17.00 до 18.00). Семье, которая была в разлуке полторы недели, пришлось общаться через небольшое окошко во входной двери. Несмотря на слезные просьбы, никто из персонала дверь так и не открыл.

— Да что там! Даже в душ нельзя сходить, чтобы не узнал весь персонал — дверь на ключ закрывается. Спасибо, хоть туалет не закрывают.

— А по-моему, вы зажрались, — грубо встревает миловидная бабушка, пришедшая навестить внука. — В наше время родителям вообще не разрешали лежать с детьми. Помню, дочери был год, и она одна пролежала в больнице три недели. Так вот, когда ее выписали, то не могла удержать слез — одна нянечка на все отделение не успевала регулярно подмывать ребенка. Ей кожу разъело почти до костей. А вы тут фыркаете, права пытаетесь качать. Скажите спасибо, что в тепле, сыты и что вместе. Тут вам не курорт, а больница. И на первом месте стоит здоровье ваших детей, а не удобства.

Обе молодые женщины смущенно замолкают.

В 11.45 все собираются в прохладном коридоре соматики. За 15 минут до обеда надо успеть сменить уличную обувь на тапочки, поставить второй за день укол и помыть руки перед обедом. За закрытой дверью столовой уже слышно, как двое медработников, негромко переговариваясь, расставляют по столам тарелки с супом и вторым блюдом (котлетой и холодной гречкой).

— На этом столе — еда для родителей, а там — для детей, не перепутайте снова. Вас что, не предупреждали? — медсестра на всю столовую напутствует новенькую, покрасневшую от стыда. — А то в прошлый раз вы взяли детскую порцию, а там суп другой был. Внимательней, пожалуйста.

«Ответчица» тихо пояснила:

— Я только вчера с нашей бабушкой поменялась, поэтому не знала.

— Так надо спрашивать, — оставляет за собой последнее слово медсестра.

С 13.00 до 16.00 — сон час. В палатах слышны монотонные вздохи заснувших детей. Одна из мамочек, осторожно прокрадывается к выходу и предупреждает медсестру, что быстро сбегает до магазина. На просьбу присмотреть за спящим ребенком, медик скучающе отвечает:

— Что вы! Это не входит в наши обязанности.

Зачастую дети не притрагиваются к больничной пище. Взрослые не отстают, предпочитая передачки из дома, пиццу или сухпайки из ближайшего магазина

С 16.00 до 21.00: диагнозы и мультик на английском

— Полдник, — объявляет в 16.00 медсестра. — Просыпаемся, измеряем температуру.

Снова звук хлопающих дверей. Выданные детям кексы и кисель в кружках, несмотря на объявление «не уносить посуду», переезжают в палаты.

Вечерняя прогулка ничем не отличается от дневного променада. Та же площадка, потому что идти больше некуда. Также в стороне курят и ведут разговоры молодые мамы, настороженно оглядываясь по сторонам — не идет ли врач.

— Я взрослая женщина, а мне приходится прятаться, — говорит одна из них и поясняет: — Я кормящая, поэтому на меня и ругаются, но, по крайней мере, веду себя честно. Вот вчера в душевой нашла «хабон» — несмотря на категорический запрет, в отделении кто-то курил.

— А я чувствую, что меня саму уже скоро придется лечить в психушке. Мы тут уже прописались. Первый раз нас выписали на 12 день, сказали, что долечили пневмонию, но через месяц мы снова оказались в больнице.

— А нас привезли сюда с высокой температурой, — говорит мама четырехмесячного малыша. — Я неделю ходила за врачом, чтобы мне сказали диагноз. Оказалось, что простудили почки. Что за странная привычка — не объяснять родителям, чем болен их ребенок? Да и названия препаратов, которыми лечат, тоже приходится выпытывать. Все такие загадочные и деловые.

По её словам, они с дочерью лежат в больнице уже больше трех недель. Когда выпишут — непонятно. Оказалось, что пока малышку лечили от воспаления почек, она сильно простыла. Родительнице пришлось доказывать врачам, что дочь простужена — были отчетливо слышны хрипы в груди. В свою очередь, медики уверяли, что странный звук — из-за того, что младенец скоро начнет разговаривать.

— Такого абсурда я никогда не слышала. Мне пришлось скандалить, прежде чем ко мне прислушались, — на высокой ноте рассказывает женщина.

— Зря вы так, — вклинилась в разговор бабушка. — Я считаю, что здесь всё делается на благо детей. Вот, например, в областной больнице с нами вообще не церемонились. От нас только требовалось: сидеть в палате, беспрекословно выполнять требование врача и не задавать лишних вопросов. А тут медперсонал заботливый и не их вина, что такие правила, они просто выполняют свою работу. Да и лечение нас устраивает, мы быстро идем на поправку.

— Все заходим, — слышится крик из больницы. — Быстро прощаемся с посетителями, на уколы и ужинать.

Навстречу попадается завпедиатрии, которая не обращает внимания на несколько «здравствуйте» своих подопечных. Опустив голову, она быстро проходит мимо.

После почти нетронутого ужина, копирующего завтрак, ребятня с печеньем и бутербродами в руках усаживается перед старым телевизором. Сегодня у них праздник — одной из пациенток принесли DVD-плеер. Малыши долго спорят, что смотреть. В итоге выбирают мультфильм «Тачки-2».

— Придется смотреть на английском, — грустно вздыхает девочка. — Мама забыла принести пульт, а без него на русский не переключить.

Но ребятня, озверев от монотонности больничной жизни, смотрит мультик на непонятном для них языке, затаив дыхание.

В 21.00 — отбой. Полагается, что до этого времени, выстояв очередь в душевую, все должны находиться в постели. В общем коридоре гаснет свет. То тут, то там слышны строгие голоса родителей, успокаивающих детей. Кто-то вслух читает малышам сказки, со второго этажа доносится плач младенцев, вдалеке — звуки сирены и смех компании, сидящей на скамейке в ближайшем дворе. Не спится. В окне виднеются постоянно открывающиеся двери наркологии. На этот раз впускают толстую пожилую женщину.

Надежда Лесникова

Приходилось ли вам лежать в больнице?

Смотрите также:
— Взгляд на качканарский роддом изнутри
— Семь дней в хирургии качканарской больницы. Репортаж с больничной койки