Три этапа жизни посёлка Федино: 1938 — аресты, 1941 — война, 2012 — заброшенные бараки

Поселок Федино, лето 2012 года. /фото из личного архива

«Кончится война, вернусь домой, женюсь, у меня обязательно будет много детей»

Неоконченная драма

12 января 1938 года навсегда остался в памяти жителей трудпоселка Федино (Исовской район). В тот вечер доморощенные артисты разыгрывали на сцене поселкового клуба пьесу Александра Островского «Гроза». В клубе собрались почти все взрослые. Зрители сопереживали страданиям Катерины, не предполагая, что через несколько часов в их семьях разыграются трагедии намного страшнее. В тот вечер им не суждено было узнать, чем закончится драма.

В клуб вошли милиционеры и, прервав спектакль, приказали всем разойтись по своим баракам. Через пару минут недовольные зрители пошли домой. Аресты начались с первых бараков от клуба и продолжались до самого утра. В комнатах, перевернув и переворошив все вещи, предъявляли документы на арест. Плакали женщины, ревели разбуженные дети.

— За что? — спрашивали жены арестованных у энкавэдэшников.

— Там разберутся. Если не виноват, завтра твой муж вернется домой.

Мужчин — русских, украинцев, эстонцев, латышей — увезли в районный отдел НКВД. Их обвиняли в поджогах конюшен, связях с польской, германской и японской разведками. Таким образом малограмотные плотники, коновозчики, чернорабочие, лесорубы стали иностранными агентами. Их мучили, пытали, заставляли признаться во всех мыслимых и выдуманных грехах.

Оставшиеся на воле не знали, что придется испытать тем, кого арестовали. Люди просто пропадали. Даже случайно упомянуть про них считалось дурным тоном, бестактностью, а после и опасностью. Всего боялись.

В 1938 году были расстреляны братья Кинно — Константин и его брат Иван, осужденных Г. Реута, И. Рыжова, А. Жандарова отправили отбывать разные сроки. Родные больше не видели их. Через год-два вернулись из тюрьмы Д. Гришков, братья Крыловы, Ф. Пашенков, К. Кузнецов. Никому не рассказывали, что пережили, крепко держали язык за зубами.

Такие же аресты в январские дни 1938 года прошли во всех трудпоселках, населенных спецпереселенцами из раскулаченных семей (этих крестьян раскулачили годом раньше, посчитав источниками повышенной опасности). Только в Исовском районе таких поселков было три — Федино, Боровское, Лабозка — крошечные островки огромного ГУЛАГа.

А было так…

— Кулаков везут! Кулаки! — кричали местные мальчишки и старались, как можно больнее попасть камнем или палкой в тех, кто сидел в телегах и санях.

В домах открылись ставни.

— А их-то за что? — перекрестившись, говорили женщины, увидев среди раскулаченных малых детей. Схватив кринку с молоком и краюхой хлеба, бежали, чтобы тайком подать им.

Кулаков везли с Вятки, утопающей в садах Украины, благодатных земель Кубани, древних русских земель Псковщины, Смоленщины, Тверской (Калининской) области, из соседних — Челябинской, Курганской, Пермской и южных районов Тюменской области.

Зажиточные крестьяне в годы НЭПа разбогатели: скупили земли, заимели свои мельницы, маслобойни, сельхозинвентарь, домашний скот, выстроили дома, торговали хлебом и лесом. В число раскулаченных попадали чаще всего середняки, которые работали так, что рубашки на мужчинах и платья на женщинах не успевали просохнуть от пота. Были такие раскулаченные семьи, где и брать-то нечего. Неугодили чем-то местной власти, поэтому и ссылали их куда подальше, с глаз долой.

Сотни тысяч крестьянских семей были раскулачены. Кулаки уезжаели в застуженных, переполненных, телячьих вагонах. Внутри — смрад, духота, запах немытых тел, больные и умирающие, мокрые детские пеленки… По названиям станций определяли, что везут на восток страны. Но куда? Обычно спецпереселенцев привозили на голое место.

Один из очевидцев, Савелий Степанович Титовец, возил в те годы переселенцев с дорожной станции в тайгу. Насмотрелся на такое, что забыть не мог вплоть до конца своей кончины. Как выброшенные в лесу, на заснеженную поляну, дети, закутанные в мамкины штаны и в больших отцовских сапогах, плакали и кричали, догоняя его: «Дяденька, не бросай нас здесь».

Недружелюбно встретила их тайга. Зимой — жуткие морозы, свирепые ветры. Летом — гнус и мошкара. Прибывшие в Исовской район, где речка Фединка впадает в Ис, взялись за пилы и топоры, начали строить. Первый и самый лучший дом — под спецкомендатуру. В ней поселился комендант — новый барин, царь и и бог над людьми.

В построенных бараках разместились семьи лесорубов, строителей. В них гулял холод, голод, болезни и смерть. Дети и старики, молодые женщины и мужчины умирали от болезней, несчастных случаев, от тоски по родным местам.

В первые годы были построены школы, клуб, медпункт, магазин, детсад (ясли). Жизнь потихоньку налаживалась. Разработанную землю засадили картофелем и овощами. Замычали коровы, заблеяли овцы и козы, среди копошившихся кур важно вышагивал петух. В советские праздники все жители поселка собирались в клубе. Комендант ставил на патефон заезженную пластинку с «Интернационалом». Люди стоя слушали этот партийный гимн. «Вставай, проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов»… О чем думала в эти минуты толпа ободранных до последней ложки, запуганных, униженных и оскорбленных?

Начавшаяся вскоре Великая отечественная война перевернула жизнь спецпереселенцев.

10.036 кг золота, смерть на фронте и послевоенная разруха

В 1942 году погиб совсем юный парниша Ваня Халтурин, любивший нянчиться со своей маленькой сестренкой Зиной. Перед отправкой на фронт он сказал родителям: «Кончится война, вернусь домой, женюсь, у меня обязательно будет много детей».

Погиб на фронте Иван Бутенко, три родных брата Эмилии Карловны Раут. Дошел до Берлина и встретил там победу Лев Синцов. Николай Гаврилов, похожий в те годы больше на подростка-школьника, чем бойца, дошел до Румынии. Вернулся домой после ленинградского фронта без левой ноги Дмитрий Гришков.

Оставшиеся мужчины трудились, прежде всего, на добыче золота и платины. Люди работали самоотверженно, выполняя по несколько норм за смену. Трудились не из-за страха или за деньги, а потому что по-другому просто не умели. И знали одно: линия фронта проходит именно здесь, хотя на Урале не было ни воздушных тревог, ни грохота орудийных залпов.

За военные годы (1941-1945) Исовской прииск дал 10 тысяч 36 килограммов драгоценного металла

В войну выжили только тем, что сажали много картофеля. Картошка — на первое, второе и третье. Плюс грибы, ягоды и орехи. Во время войны в поселке Федино жили поляки. В основном, это были женщины и дети, они очень бедствовали. Их дома располагались на четвертой улице, у самой горы. Возвышенность так и называется до сих пор — Польская.

В 1945 году в поселке появились семьи советских немцев-трудармейцев. Были сняты с учета переселенцы-кулаки. Несколько человек съездили в свои родные края, увидели послевоенную колхозную разруху. Побывали на кладбище у родных могил и, пустив слезу, вернулись на Урал.

Жизнь в поселке после войны налаживалась. Работали на гидравлике и драгах Исовского прииска, лесхозе и промкомбинате, выпускавшем мебель. Молодое поколение фединцев увлекли армейские будни, целина и грандиозные стройки великой страны. Такой стройкой был и Качканар.

«Приезжай домой после службы, Шурик. На горе Долгой, куда мы ездили с тобой на покос, начали строить новый город», — так писал в 1958 году отец Александру Кузнецову, моряку Тихоокеанского флота

Много жителей поселка Федино связали свою жизнь с Качканаром. Гришковы, Черемухины, Синеговские, Кинно, Пашенковы, Халтурины, Кузнецовы, Усольцевы (А. Крылова), Титовы (Л. Раут), Бакулины, Синцовы, Ноговицыны, Бутенко, Ведякины, Гавриловы, Лоза — это далеко не полный список. Трудились добросовестно в разных сферах народного хозяйства.

Былая слава Иса и поселка Федино давно улетучилась. Нет больше тех запасов золота и платины, которые дурманили старательские головы. Разъехались молодые. Жизнь в поселке остановилась.

Лето, 2012 год

Мне, выросшей в спецпоселке северного Казахстана и наслышанной о Федино, очень хотелось там побывать. Июньский день этого года выдался теплым и солнечным. С Зинаидой Пашенковой, председателем городской Ассоциации жертв политических репрессий, мы благополучно добрались до Иса. На конечной остановке нас встретили Вера Полякова с сыном Максимом. Через несколько минут их машина свернула с шоссе влево, на проселочную дорогу, и мы въехали в Федино.

Далее пешком отправились гулять по тому, что осталось от поселка. «Здесь была школа, тут — клуб, всё сожгли», — рассказывала Вера Александровна. «Здесь жили Милевские, а в этом доме — комендант Галеев». Вокруг были одни заброшенные бараки, доживавшие свой век. Во дворах — сирень, черемуха, помнящие руки тех, кто их посадил.

Новая жизнь сейчас налаживается только на улице Новой. Жители Лесного, Нижней Туры, Иса скупают здесь земли и строят дачи. Поэтому летом поселок оживает: вот проехала машина, слышны звуки электропилы, кто-то громко включил музыку.

Мы набрались храбрости и постучали в дверь одного из домов по этой улице. Нас ожидала встреча с Анатолием Бакулиным, который тоже из семьи репрессированных. После того, как овдовел, он стал приезжать сюда каждое лето. Галина Владимировна — сноха Бакулина — предпочитает всем заграничным курортам отдых и работу на даче.

По протоптанной тропинке мы спустились к пруду. Зинаида Ивановна, смеясь, рассказала, как они, будучи девчонками, бегали сюда тайком от матерей. Как ее, боявшуюся воды, бросил в пруд Леня Синеговский…
Этим летом вокруг нас была сказочная природа, рябь на воде и одиноко сидящий рыбак… Казалось, время остановилось в этом великолепии.

Алла Андреевская, реабилитированная