Буддист с горы Качканар уехал учиться в Таиланд. «Мой отъезд разрядил отношения с КГОКом»

Накануне своего отъезда Александр получил монашеское посвящение

Александр Березин — буддист с горы Качканар, известный под именем Луг Мо Па — уехал учиться в Таиланд. Сейчас живет при монастыре в Бангкоке и собирается поступать в королевский университет, чтобы стать доктором философии. Как тайцы реагируют на уральского почитателя Будды, почему его отъезд может благотворно отразиться на отношениях качканарской общины с Евразом, на какие деньги живет безработный монах, вернется ли он после учебы на гору и причем тут Сталин — читайте ниже

— В какой точке мира вы сейчас находитесь?

— Сейчас живу при монастыре в Бангкоке. Еще до поездки получил полное монашеское посвящение в тайской традиции Тхеравада, и в январе собираюсь поступать в Королевский университет буддизма.

Наше российское образование котируется по миру весьма высоко, поэтому со своим дипломом специалиста буду пробовать сразу в докторантуру. Обучение займет около трех лет, по окончании получу статус — доктор философии.

— Каким образом там оказались?

— Во время поездки в Москву и Питер мы познакомились с представителем тайского бюро по буддизму в России, западной Европе и Прибалтике Аджаном Чатри.

Он, видимо, был впечатлён нашим поведением. Тогда мы с его общиной составили соглашение о сотрудничестве, в соответствии с которым уже пять раз отправляли «по обмену» учеников Ламы Докшита (Михаил Санников — основатель монастыря на горе Качканар) в эту общину.

Тогда же он мне сказал: «Я считаю, вам следует получить настоящее буддийское образование».

Во время тех визитов я убедился, на сколько в российском буддизме много профанации, и причина этому — банальная нехватка квалифицированных кадров. Ещё товарищ Сталин говорил: «Кадры решают всё!». Вот и решил начать ликвидацию безграмотности. Начал себя — ведь мы мало можем помочь другим, пока сами запутаны и страдаем.

— Когда вы уехали? Лама Докшит поддержал вас? Не отговаривал — у монастыря сейчас достаточно непростые отношения с КГОКом, и именно вы курировали этот вопрос.

— Уехал в декабре. Полгода я пробыл в Буддавихаре (буддийская община в Санкт-Петербурге). Потом в мае на пару дней вновь поднялся на Качканар, затем улетел в Таиланд.

Лама Докшит поддержал меня, можно даже сказать подтолкнул, чтоб я не тормозил и не сомневался. Никто меня не отговаривал. В нашей общине уже несколько лет очень стабильная обстановка, а ведь если ничего не предпринимать, то стабильность превратится в застой.

Мой уход позволил проявлять инициативу другим, раньше я никому не давал заниматься определёнными вещами, можно сказать узурпировал права на выполнение этих дел. Теперь же люди учатся делать то, что делал я. Прежде всего, это административные вопросы.

С ГОКом, получается, напряжённые отношения были, в первую очередь, у меня. Поэтому мой отъезд во многом разрядил обстановку, и у специалистов комбината появилась возможность начать всё с «чистого листа», более доброжелательно.

— Поездка за границу — дорогостоящее мероприятие. Расходы на авиаперелет, проживание…

— Я — монах, а это в Таиланде многое значит. Монах должен жить на подаяние. Грубо говоря, его содержит общество (как и любого религиозного деятеля). На первый взгляд, это действительно звучит грубовато: присутствует некий контекст иждивенчества. Но только на деньги того же общества существуют врачи, учителя и чиновники, только их приходится содержать в обязательном порядке, в виде налогов.

Подношение же совершается добровольно — это акт милосердия. И если обществу нужна духовность, культура, то и религиозные люди будут иметь поддержку.

Ситуация в Таиланде весьма отличается от российской. Тут для монахов бесплатный проезд в городском транспорте, множество льгот, а утреннее подношение еды приобрело вид красивого ритуала.

На учёбу и на любые другие мероприятия состоятельные люди тоже весьма охотно совершают пожертвования, как и в моём случае. Что же касается дорожных расходов, то с ними мне помогла моя семья. Мы — родители, брат и сёстры — живём очень дружно и с радостью поддерживаем друг друга.

— Обучение начнется только через полгода. Чем занимаетесь сейчас?

— На прошлой неделе я начал посещать занятия как вольный слушатель. Первый безумный день студента выглядел так: покинул монастырь в 7.40, вернулся в 20.30.

Университет, конечно, находится не близко, туда однозначно надо добираться на такси. Но, благо, стоимость проезда тут весьма сносная, особенно если путешествуешь компанией. На такси ехать час, а обратно я добирался на перекладных 2,5 часа.

— Что это за место? Как прошел первый день?

— Королевский университет буддизма имеет длинное составное название — Махачулалонгкорнраджавидьялая. Около 5 лет назад был запущен в эксплуатацию новый учебный комплекс на северной окраине Бангкока. Там-то я и провёл первый день.

Прибыл туда в компании двух монахов. Один из них сразу повёл меня в столовую. Монахов там кормят бесплатно, однако я был не голоден, поэтому после короткой экскурсии поспешил на поиски аудитории. Тут-то меня и настиг всеобщий дух общительности. Вопрос «Where are you from?» (откуда вы — прим.ред.) я услышал, минимум, полсотни раз.

Группа была интернациональная: Вьетнам, Бангладеш, Индия, Мьянма, Китай, Камбоджа, Австралия, Тайвань и, конечно же, Россия.

Первая лекция была по основополагающим буддийским текстам — палийскому канону (Типитака). Несмотря на очень медленный и размеренный ритм, занятие оказалось весьма познавательным. Мы изучали основы монашеской нравственности — это очень актуальная для меня тема.

— Что дальше?

— Сейчас еду на курсы тайского языка. В течение трех месяцев (сезон дождей в буддийских странах монахи проводят при монастыре) у меня на это есть время.

— На каком языке проходит обучение?

— На английском. С ним проблем немного, хотя есть — я очень медленно пишу. Но когда слушаешь лекции или говоришь, то это не важно.

С тайским посложнее. Он нужен, чтобы более ясно понять культуру того народа, который сохранил для нас арийское учение. Для изучения тайского я записался на курсы, где всё началось с произношения звуков. Чувствую себя трехлетним ребёнком. Это тоновый язык, имеет очень сложную фонетическую структуру, поэтому иначе нельзя.

— Как вам Таиланд?

— Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я всё вижу изнутри религиозной общины — конкретной и весьма контрастной по отношению к другим социальным группам. Я не знаю, как живут люди, которые не ходят в монастырь. Но, конечно же, наслышан от друзей, что это страна постоянных гулянок и трансвеститов. Хотя, еще ни одного не видел.

— Спрашивают ли вас при знакомстве о монастыре Шадтчуплинг? Рассказываете ли вы про него и Качканар?

— О, да! Постоянно рассказываю. У меня мечта — заинтересовать группу тайцев, чтобы те приехали в Россию и организовали полноценную монашескую общину. Но на мой вопрос, возможно ли это, мне категорично ответили: «Никогда».

Тёплый климат не даёт никому даже подумать о том, чтобы зачем-то поехать туда, где полгода держится температура ниже нуля.

Им сложнее об этом помыслить, даже чем асфальтовым аборигенам из столичных высоток-инкубаторов, которые нет-нет да и поднимутся в Шадтчуплинг на экскурсию. Так что на мои рассказы большинство тайцев реагирует как на то, что они никогда не решились бы увидеть воочию.

 — Сколько вы в общей сложности прожили на горе Качканар? Скучаете по своей религиозной семье?

— Постоянно находился на вершине с 2007 года, когда принял монашеские обеты. А буддийскую медитацию практикую с 2005-го, когда первый раз приехал в Шадтчуплинг.

К моему собственному удивлению, я совсем не скучаю. Цель буддийской практики — избавление от привязанности, заставляющей нас утрачивать спокойствие и беспристрастие, страдать при потере того, с чем всё равно расстанешься рано или поздно. Поэтому я считаю, что моё спокойствие при мысли о монастыре, как и о моей маме — признак моего прогресса в практике.

Что такого в том, что я не воспринимаю их непосредственно своими органами чувств? Память о них в моём распоряжении, и я знаю, что они все живы, здоровы. Кроме того, тут серьёзная нагрузка, я не успеваю скучать и думать о том, хочу ли я назад. Я знаю, что вернусь, когда закончу обучение, так что не отвлекаюсь на посторонние мысли.

— Пригодятся ли ваши знания в качканарском монастыре? Не жалко будет возвращаться назад — столько лет учиться в Таиланде, чтобы вернуться в уральскую глубинку?

— У меня нет никакого желания задерживаться здесь. Слишком много предстоит сделать в родной России.

Для меня Качканар — не глубинка, а место практики и реализации, равных по силе которому я ещё не встречал. На горе — мой учитель, у которого мне ещё многому надо будет успеть научиться. Качканар — это моя вторая родина, как и Лама Докшит — мой второй отец.

Но главное — это люди. На Урале уникальный менталитет. Мы основательные. Ни в Москве, ни в Питере не собрать такую дружную общину, не наладить такие тёплые отношения с окружающим пространством.

— Чего вам хочется достичь, оторвавшись от цивилизации и погрузившись в религию? Кем видите себя, к примеру, через 20 лет?

— В монастыре, где я сейчас живу, один из монахов имеет удивительное для русских имя — Огонь. Доктор Огонь — очень высокий, он смотрит на всех с сияюще-доброй улыбкой, а когда он говорит с кем-нибудь, то его глаза светятся искренностью и мудростью. Вот такого состояния хотелось бы достичь намного быстрей, чем за 20 лет.

Все мои ценности и цели, прежде всего, являются внутренними идеалами. Мне не важно, буду ли я при этом поднимать в гору грузы или читать лекции в аудитории, буду занимать высокий религиозный сан или стану преемником Путина. Буддисты говорят, что победитель собственных страстей — герой, а участник чужих битв — просто убийца.

Смотрите также:
— Решение принято. Буддисты переезжают с горы Качканар